(Е-Е) Евгений Козлов - Еvgenij Kozlov

Подразумеваемая возможность такого сравнительного исследования не ограничивается одним сходством композиций. Сравнивая произведения искусства, мы можем начать с формальных критериев, но затем неизбежно перейдем к оценочным суждениям. В этом отношении мы имеем две работы Андрея Рублева, бесспорного мастера и центральной фигуры древнерусской живописи, с одной стороны, а с другой стороны – две работы «Нового Художника» Евгения Козлова, который в 1989 году вот-вот выйдет за рамки так называемой «неофициальной» ленинградской арт-сцены и продаст эти работы на одной из своих первых выставок за границей.

Таким образом, вопрос заключается в следующем: когда мы судим о ценности творчества Евгения Козлова – как он сам, сознательно или бессознательно, предлагает нам – можем ли мы сказать, что сила, мощь его творчества сравнима с достигнутым в прошлом? Что касается Рублева и Дионисия, еще одного художника того периода, В.Леняшин описывает эти достижения в своем предисловии к каталогу Государственного русского музея редакции 1987 года, в котором присутствуют обе эти иконы (последующая цитата является обратным переводом английской версии каталога):

«Их творчеству присуща особая утонченность и музыкальная гармония; их палитра насыщена красками земли и неба; их величественные образы воплощают такие высокие философские идеи, как триумф жизни над смертью, гармонии над хаосом».

Имеем ли мы основания утверждать, что «Игорь. Мир?» и «Валера. Душа Вещей» - это образы (или, вернее, образа) «триумфа жизни над смертью, гармонии над хаосом», выражающие художественный потенциал  нашего времени?

Во времена Рублева иконы обладали для зрителя духовной прозрачностью. В своем фундаментальном труде начала XX века «Иконостас» Павел Флоренский называет мерилом мастерства художника то, насколько легко с помощью изображений святых зрителю удается проникнуть непосредственно в духовный мир, сквозь материальную среду дерева и краски. Однако сегодня эта потенциальная прозрачность материальной основы картины больше не является для нас данностью: эта основа стала вещественной. Теперь воздействие иконы гораздо больше зависит от ее красоты, которая есть опосредованное созерцание духовного. Поэтому терпит крах взгляд на искусство, представителем которого является Павел Флоренский, считающий, что созерцание духовного мира возможно при условии, или даже исключительно при условии, что художник придерживается канонических форм и сюжетов. Итак, мы ставим перед собой вопрос, способно ли современное произведение искусства обеспечить соприкосновение с духовным миром, если художник, для которого этот мир существует, выбирает новые пути в обращении с материей.

Глядя на диптих Евгения Козлова - как и на произведение искусства любого другого художника - нужно сначала придти к ответу на вопрос, присутствует ли восприятие того духовного элемента, который превышает материальные и технические аспекты изображений благодаря эстетическому качеству картины. Эстетическое качество является не вопросом стиля, а результатом того, насколько функционален каждый отдельный элемент картины в построении общей композиции.

Эстетическое качество является вопросом духовным осмыслением задачи, которую ставит перед собой художник. Из этой духовного осмысления рождается гармония цвета и линии, словом, выразительность произведения.

Только если ответ на вопрос об эстетическом качестве будет положительным, имеет смысл выдвинуть конкретные, взвешенные аргументы, исследуя формальные критерии творческого подхода, чтобы определить глубину этого духовного осмысления, другими словами, чтобы отыскать смысла картин.

Данная статья является попыткой обосновать духовно-эстетическое качество диптиха через композицию. Выдающейся особенностью композиции является чернота, из которой формируется изображение: здесь свет рождается из тьмы, не как краска, а как белый свет. Сама тьма приходит в движение и уже проникнута светом, и белый свет проявляется на возникающей форме. В иконе форма для зрителя растворяется, зритель проходит сквозь форму к свету, здесь же форма возникает из первоначала посредством света.

В 1989 году, когда были созданы эти работы, в мире произошли некоторые критические перемены: если мыслить абстрактными понятиями, произошло возвращение к личной ответственности по отношению к душе вещей. Двадцать лет спустя, в 2009 г., Евгений Козлов определил свою позицию насчет присутствия уже не только души, но и духовности в физическом мире: Духовный слой находится между бумагой и нанесенной на нее художником краской.

Этот дух не является непознаваемым, скрывающимся за вещами – его можно познать и на самом деле найти  среди вещей и в вещах - в той степени, в которой его вкладывает туда художник. Это не вечный дух, появляющийся на иконе, между тем как художник лишь устраняет препятствия, которые, по словам Павла Флоренского, его застилают; это дух и душа художника, которые делают вечный дух индивидуальным, когда он творит или преображает образы. Дух и душа художника воздействуют на зрителя через материю, сквозь бумагу и краску, совершенно определенным образом. На иконе мы видим святого, который действительно преобразился через дух, освободившись от земного, что на иконе символизирует нимб. На современной картине мы видим, как восприятие и представление художника способны изменить образ, когда он делает этот образ живым. Если образ живет в зрителе - это триумф жизни над смертью в искусстве, а живой образ - это образ, одухотворяющий вещи.

Имело бы смысл продолжить изучение метафизической стороны «Игоря» и «Валеры» с помощью метода контрастных деталей, как было предложено здесь, принимая во внимание тенденции современного искусства, в особенности, касающиеся элементов стиля и техники исполнения. Эти тенденции включают, кроме всего прочего, такие элементы композиции, как техника слияния двух перспектив, как в кубизме, или использование надписей, как в поп-арте. Также потребовалось бы изучить все прочие работы Евгения Козлова второй половины 80-х годов, чтобы получить более систематическое представление о его подходе и стиле. На фоне работ Рублева в иконостасе Успенского собора во Владимире отчетливее проявятся духовные искания художника наших дней.